Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]

— Ты, надеюсь, в поезде? — бодро спрашивает Катюха. Никакой заминки, как будто заранее проснулась и ждала звонка.

— Спасибо тебе! Еду, еду! Миль пардон за поздний звонок. Несчастные тоже часов не наблюдают… — хорохорится Анжела. Всегда становится легче, как только слышишь мелодию, которую выпевает голос подруги — больше никто не умеет так интонировать самые простые слова. Отзывчивость — лекарство мгновенного действия… Помогает в себя вернуться… Выбил Тапир почву из-под ног. Сумел, гнида такая!

Всего несколько фраз — и ситуация обрисована. Деловые журналистские навыки в помощь. Но оказывается, для Катюхи это никакая не неожиданность.

— Мне так трудно было держать это в себе… — потерявшим звонкость голосом начинает подруга. — Но не могла я стать проводником… зла в твою жизнь… Мишка совсем недавно узнал, что одна из его собственных помощниц поучаствовала в подобной альковной сцене… А в Испании у Тапира есть бизнес-партнерша, с которой он, оказывается, как с тобой… Еще и ребенка только что с ней родил. Мы решили тебе рассказать, когда в Москву вернешься… А до этого Мишка попросил охранников из парижского филиала за тобой присмотреть… Правда, не столько из-за Тапира, сколько из-за Бизяева… Там у них какие-то неувязки в совместном бизнесе… У Тапира и Бизяева… А Мишка как посредник… Его насторожило, что Рюрикович насчет тебя копался. Они теперь черные метки посылают через близких людей…

Волна стыда, под которой тонет страх, накрывает Анжелу… Все знали… А я…

Как, должно быть, он смеялся в душе, когда я тормошила его насчет свадьбы… Чуть было платье не купила…

Но ведь это Тапир вызвал меня к себе, когда у него умер отец… “Только ты меня понимаешь, только ты можешь меня утешить…”

Господи, сколько раз объясняла безутешным подругам-брошенкам, что мужская инициатива абсолютно безответственна. Они могут сами начать кадреж, почти силком затащить в замужество… И ничего это не значит. Охотник сбил дичь, а жаркое из нее есть не обязательно.

Дура! Обычная баба-дура…

Но поток быстро отступает, с потрохами смывая остатки привязанности к Тапиру, уничтожая сожаления… Нельзя исцелить, так можно отрубить.

Образовавшаяся пустота кажется чистотой, почти стерильной… Жизнь возвращается в свое русло.

— Ты прямо спасла меня… — успевает начать Анжела.

Связь обрывается. Видимо, поезд проходит мимо какого-то засекреченного объекта… Но главное сказано… Что тут добавить? Сама Анжела никогда не рассыпается в витиеватых благодарностях, и других обрезает…

Она залезает под одеяло, поджимает ноги к животу, руки складывает у груди и под мерный стук колес, как под самую совершенную колыбельную, засыпает в позе эмбриона… Свят прилипнет, грех отлипнет…

Звонок Анжелы застает Глеба на службе.

— Встретишь меня? Пожа-алста… Через два часа буду на Белорусском… По расписанию… Третий вагон. У меня комодик… машина нужна с багажником…

Без подсказки телефонного реестра не узнал бы ее голос… Дело даже не в помехах — понятно, в поезде едет… И не в хрипотце, вполне объяснимой при простуде или чем там она болела… Повадка у нее стала другая… Приятная… “Пожалуйста” совсем не прошлое, не надменное… Не “пожалста, поступай как знаешь”, а мягкое, уговаривающее… Чистая женственность, которой не было ни у матери, ни у Вики, и которой нет и не может быть у тех, с кем он имеет дело по службе.

— Конечно, встречу! Почту за честь! — выскакивает фигура речи, которую он никогда раньше не произносил. Высокопарность чуть снижена самоиронией. Но ерничанье не портит удовольствия чувствовать себя джентльменом.

Через два часа… Как это по-женски…

Глеб сразу переводит тающий срок на точное время прибытия поезда: 21:05. Она и возраст называет приблизительно, на данный момент, вместо того чтобы точно указать год рождения.

Так, нужен транспорт… Как все экономные люди, он на всякий случай копит чужие рецепты грамотного расходования денег. В самых разных областях можно выгадать. Из болтовни сослуживцев уловил, что для встреч приезжающих дешевле заказывать машину по телефону, чем пользоваться услугами тамошних барыг. По своим нуждам он на такси не ездит, вокзалы и аэропорты посещает только по служебной необходимости — в одиночку путешествовать не тянет… С Викой выбрался однажды в Турцию — давно, лет пять назад. Чужая жизнь оказалась чужда: раздражало, что где-то не так, как у нас… Лучше не знать… Да и выбивать отпуск — то еще удовольствие: преступники-то на каникулы не уходят…

Почти полчаса ушло на то, чтобы обзвонить несколько таксопарков. Самый дешевый не гарантировал машину в точный срок, так что пришлось довольствоваться тем, что подороже. Зато белые хризантемы, купленные у бабульки на Кунцевской, обошлись в два раза дешевле тех, что продаются в привокзальных киосках. Глеб успел прицениться, пока ждал поезда. Спрятал букет за спиной и спросил ради любопытства.

Осматривается на всякий случай. Хвоста не заметно. Если присматривал именно Бизяев, то, значит, отступил… Значит, я правильно к нему тогда съездил. А если служба собственной безопасности? Как будто в ответ на тревогу звонит мобильник. Сунув под мышку хрустящий кулек с цветами, Глеб немного суетливо вылавливает вибрирующую дощечку из правого брючного кармана. Милка…

— Что, что? — переспрашивает он.

Объявление об Анжелином поезде, прибывающем на первую платформу, заглушает отчет приятельницы. Но суть ясна — никто Глеба не разрабатывает. Никто.

Подбегая к третьему вагону, который почему-то оказывается в середине длиннющего состава, Глеб клянется себе, что больше никогда…

Ни-ког-да…

Попав в воронку вокзальной суеты, он уже не замечает ничего, что не относится к конечной цели. Надо встретить Анжелу и доставить ее к ней домой. Остальное — только помеха.

Пассажиры возбужденным ручейком вытекают из поезда и по платформе движутся к выходу в город, но из Анжелиного вагона они как будто капают, да еще и неритмично… Странно… Глеб нервно топчется рядом с проводницей, дожидаясь, когда можно будет войти внутрь. Наконец вскакивает на подножку, но в темноте тамбура появляется еще одна фигура. И это опять не Анжела. Не возвращаться же на землю! Он поднимается наверх и вжимается в стенку, чтобы пропустить незнакомую даму в шляпе, которая вежливо улыбается ему и оставляет в воздухе какой-то нездешний, заграничный запах свежести… После двух суток в поезде… Душ у них там есть, что ли? А я после дежурства…

И когда Анжела порывисто прижимается к нему и целует в губы, он не может расслабиться… Краем глаза оглядывает невиданное никогда купе с одним диваном, замечает узкую дверцу, которая, наверное, ведет в душевую, и не решается поднять руки даже для ритуального объятия, чтобы не выпустить наружу запах пота из подмышек.

— Какие чудные хризантемы! Больше всего их люблю! Спасибо, что приехал… Сядь, дай я на тебя посмотрю. — Не замечая зажатости Глеба, Анжела кладет букет на столик, садится к окну и шлепает ладошкой рядом с собой. — Ну, ты как?

— Там машина ждет… Пойдем, а? — стесняясь своей меркантильности и одновременно любуясь ее спокойствием, ее выпадением из всеобщей суеты, Глеб стоя ищет багаж. Чемодан, должно быть, под диваном, а где комодик? Выручает следовательская привычка смотреть наверх. Белая стенка, расписанная яркими маками, торчит на багажной полке под потолком. Он открывает лестничку, приделанную к двери, поднимается по ней и ловко достает не слишком большую и совсем не тяжелую деревянную коробку с тремя выдвижными ящичками, окутанную мягкими лентами. Из них же для транспортировки сделана специальная ручка. Чемодан огромный, но он легко катится и по ковровой дорожке, устилающей коридор, и по неровному асфальту платформы.

Тревога отпускает Глеба… В машине он приобнимает Анжелу…

Чем бы ее удивить?

— Вот, посмотри… — стараясь придать голосу скорбный тон, он достает мобильник, находит там клип, снятый свидетельницей, и демонстрирует его Анжеле, не выпуская телефон из своих рук.

— О господи! Бедная, бедная Ника! Его нашли?

Реакция Анжелы радует Глеба. В обморок не упала. Крепкая женщина! Чувствительная и деловая. Схватывает суть. Найти и наказать убийцу — это теперь главное. Не разнюнится, когда узнает, кто отомстил заказчику.

— Вот-вот найдем. Я сам поеду на задержание, где бы его ни обнаружили, — обещает Глеб.